gk-ostrovskii.ru

На днях ходил в кинотеатр посмотреть японскую экранизацию книги Харуки Мураками «Норвежский лес». Зачастую с трудом могу оценивать кино по принципу нравится/не нравится. Поэтому скажу так: кому по нраву серьезное, неторопливое, «другое» кино про необычные отношения, тому фильм понравится. Книгу Мураками я не читал. Но то, что я увидел в экранизации, достаточно ярко отражает образы жизни и смерти, о которых я хотел бы здесь порассуждать. Речь идет не о физической смерти. Хотя этого драматизма в «Норвежском лесу» хватает. Речь скорей об эмоциональном фоне психических процессов в нашем сознании. «Жизнь» и «смерть» как настроение выражаются в глубинных переживаниях, которые хотя бы на время побуждают очнуться от мирской суеты и осознать собственное «я» как экзистенциальный отрывок вечности.

© Игорь Саторин

Мидори – еще один персонаж фильма: уверенная в себе, активная – она противоположность Наоко. Когда Ватанабэ (главный герой фильма) ее встретил, он как бы ухватился за эти отношения, как за спасательный круг в океане потерь. У Мидори тоже были потери, но она продолжала жить. Образ Ватанабэ и Мидори словно выражает понимание: нет никакого смысла замыкаться на боли. Мы можем выбрать жизнь, если сами того захотим. Жизнь и смерть – это переживания. Физическая жизнь и смерть – ничто без переживаний. Мы знаем о жизни и смерти, потому что ощущаем их как переживания. Чтобы выбрать жизнь достаточно ухватиться за ее самые простые проявления. Это могут быть встречи с друзьями, работа, активный отдых, спорт. Все, что побуждает нас шевелиться! Этой теме на progressman.ru посвящена статья о новогоднем настроении.

Другие статьи по этой теме:

Жизнь Мидори

Жизнь и смерть

Все встало на «свои места», когда «цветок» оказался в своем «Норвежском лесу». Возможно, Наоко испытывала там радость уединения, в которой не было никаких внешних грубых раздражителей. Но вместе с этим пришло и болезненное одиночество, каждый миг которого равносилен медленной смерти. Самым значимым событием в жизни для Наоко была смерть любимого человека. Она впустила ее в себя, как переживание чего-то очень ценного, до боли неузнаваемого, но родного, что было потеряно навсегда. Наоко «ушла» в прошлое, она сама стала воплощением того, что было утеряно. Она была поглощена своим одиночеством до исступления. И короткие встречи с (главным героем фильма) Ватанабэ лишь подчеркивали ее бесконечное одиночество и тоску. Их последняя встреча, прощальный взгляд, все словно говорило, что нежный цветок нельзя оставлять без присмотра, в глухом лесу он может окончательно одичать, увянуть и погибнуть. Смерть Наоко главный герой фильма пережил как большую утрату, но он не стал замыкаться на этом переживании.

У меня нет уверенности, что в кино (или в книге) намеренно акцентировалось противопоставление жизни и смерти. И я осознаю, что в данном случае жизнь и смерть — одна из моих индивидуальных «проекций» на историю «Норвежского леса». В этом кино я увидел главного персонажа – Ватанабэ как человека, который познавал «энергетику» этих двух полярностей.

«…было бы справедливей перемещаться между восемнадцатью и девятнадцатью: после восемнадцати исполняется девятнадцать, через год – опять восемнадцать».

Здесь я не стану пересказывать сюжетные линии фильма, а постараюсь выразить именно «настроение», которое передается в образе персонажа Наоко. Эта девушка, обладающая глубокой душой, наполненной интуитивными образами, после смерти самого близкого человека закрылась от внешнего мира и замкнулась на себе. Какое-то время она «держалась» в социуме словно нежный цветок на людном перекрестке, как маленькое чудо, за которое боишься и переживаешь, потому что обыденность его может уничтожить в любой момент. Наоко не хотела и не умела взрослеть, как все, становиться серьезной женщиной, поглощенной мирской суетой. Когда ей исполнилось двадцать лет, она мечтала:

У каждого из нас в сознании свой «Норвежский лес», застревать в котором не имеет никакого смысла. Жизнь и смерть – просто переживания, очередная двойственность ума, проекция, через призму которой мы смотрим на чистую реальность. Но есть и безусловная жизнь, вне двойственности, которая исходит из «центра» нашей души. Мы живем сейчас. Жизнь здесь и сейчас и есть реальность. Смерть – в прошлом. Сейчас ее не существует. Сейчас – непрерывная, вечная, первая свежесть, кристальность и ясность. Иногда, чтобы прийти к этому, мы проходим через череду маленьких иллюзорных «смертей» на встречу к истинной жизни.

Да, многие знают о медитации, о длительных уединенных ритритах, отшельничестве с целью достижения духовного просветления. Просветление часто сравнивают со смертью, после которой человек рождается заново, и открывается жизни на новом уровне. Но к этому прыжку в психическую пропасть своего сознания готовы далеко не все духовные искатели. И если вы чувствуете, как смерть прокрадывается в обреченной тревоге, унынии и тоске, просто выбирайте жизнь! Даже если деятельность кажется бессмысленной, она вернет вас к жизни, и смысл снова проявится. Смерть – такая же иллюзия, как и мирская жизнь. Иногда «смерть», как состояние по-настоящему полезна. Это – наше взросление, наша мудрость. Так мы сбрасываем старую шкуру, которая сковывала восприятие. Ведь защитные механизмы психики не только защищают, но еще и сковывают.

Смерть Наоко

Отношения с Наоко были настолько глубокими, что касались самого «дна» души, где жизнь и смерть переходят одно в другое. Но замыкаться на этом – себе дороже. Ватанабэ пытался спасти Наоко, но она выбрала смерть. А Ватанабэ выбрал жизнь.